Личная слеза
Известно, что однажды великий Шаляпин позволил себе фразу в отношении дорогого ему и великого для нас Чайковского. (Извините, без имён)
А именно: Шаляпину казалось, что Чайковский «всегда высказывал какую-то персональную жалобу», а «музыку это мельчит». И если «взять хотя бы Шестую симфонию» (этим «хотя бы» я всегда возмущалась), то «в ней чувствуется личная слеза композитора», которая тяжело ложится на душу слушателя…
Итак, поднят вопрос, нужно ли говорить со слушателем о личном?
А с читателем?
Я вот пробую говорить. Иногда наша «личная слеза» становится абсолютно понятной и необходимой для других. Она отзывается подголосками личного пережитого.
Расскажу немного личного о личном.
Как часто бывает в настоящей жизни, мальчики вырастают, уезжают и оставляют в семейном доме весь свой личный архив. Так было и у нас.
Мой брат уехал, оставив всё в комнате детства. Я бессовестным образом стала полновластной хозяйкой нашей общей комнаты, что в результате вылилось в упаковку его архивов в какие-то коробки.
Однажды он приехал и, поняв, что больше сюда никогда не вернётся жить, стал раздавать свои личные вещи. Мне достался альбом с котятами (мы увлекались ч/б фото). А бабушке досталась его переписка с первой любимой девушкой, роман с которой по непонятным нам причинам закончился, а вот переписка осталась. Выбросить, видимо, рука не поднялась, и он отдал её бабушке, потому что знал, что бабушка – «могила», в том смысле, что «никогда и никому не выдаст тайны».
Как сейчас помню, он перебирал все свои некогда «секретные» дела и думал, куда всё девать и кому это когда пригодится. Окончания этой «операции» я не помню. Знаю только, что все эти вещи растворились где-то в нашем доме.
Но у меня есть и другой пример.
Мама очень любила рассказывать о том, как они познакомились с папой. Я этот рассказ слышала несколько раз, он никак не изменялся, хотя между одним и другим рассказом проходило минимум лет десять. То есть, это подтверждало, что всё это было именно так, и это была истинная правда, запечатлённая в разных мелочах пустякового порядка.
Но вот другие моменты личных взаимоотношений мамы с папой внутрисемейной огласки не получили. А я знаю о них, потому что рылась в мамином шкафу, когда оставалась одна дома и, нарушая все моральные нормы, читала мамины секретные бумаги. Там были разные объяснения мамы с папой. То ли сидели на конференции где-то вместе, то ли это были письма-записки.
Мама их хранила и тщательно берегла от чужих глаз, в том числе, от детей.
Теперь, когда я стала единственным хранителем маминых архивов, я понимаю, что эти бесценные документы исчезли. Могу только представить себе, как мама их уничтожала и, наверное, плакала.
Я, единственный немой свидетель, знаю о их существовании. Но, естественно, никому не смогу передать их содержание.
Зато с удовольствием расскажу историю их знакомства. Раз уж мама не делала никакого секрета из этого. История до банальности простая, имевшая значимость и ценность только для двух людей.
Мама преподавала в деревенской школе вместе с моей бабушкой, по воскресениям играла на аккордеоне в деревенском клубе, и молодые люди за ней «увивались» красивые, потому что она была всегда в центре внимания.
И тут к ним в школу вдруг приехал на какое-то учительское мероприятие молодой человек, недавно из армии пришедший. (Три года во флоте, выправка, мощь в плечах, походка уверенная).
После мероприятия мама зашла в учительскую, а погода была, видимо, прохладная, сентябрьско-октябрьская. Мама стала собираться, надела пальто, и видит – перчаток нигде нет. А точно помнит, что на свой стол положила.
А за последним столом сидит вот этот новый учитель и газету читает.
Мама посмотрела вокруг и говорит внезапно:
– Вы случайно не брали мои перчатки?
Молодой человек отвечает:
– Зачем это я буду брать ваши перчатки? У меня свои есть.
Встал со стола и вышел.
Мама подумала: как стыдно, почему я вдруг решила, что он мог взять мои перчатки? Как неудобно получилось…
А потом выяснилось, что всё-таки перчатки-то он взял. Просто не смог придумать другого способа заговорить.
А в конце учебного года мама и папа поженились. А ещё через несколько месяцев появился мой брат.
И вот это личное. Вот оно вышло на просторы интернета. Можно или нет? Кому это надо? Эта «личная слеза» достойна ли внимания других людей? Нет ли здесь нарушения границ семейных тайн? Может, надо было унести всё с собою? Но ведь это история, как без неё?
Должно же от человека что-то оставаться? Хотя бы маленькая личная слеза?
Теперь, возможно, резкий переход.
Как-то на консультации один педагог-скрипач спросил меня, а вот что делать с учениками-интровертами?
Вопрос был для меня не новым, поэтому я на него легко ответила.
Есть опасное заблуждение педагогов (как мне лично видится), что с интроверсией (кстати, понятие с разным содержанием) связано отсутствие музыкальности у детей. Музыкальными принято считать детей, которые умеют и хотят играть выразительно. Педагог, считая ученика преимущественно интровертом, предполагает, что ему, интроверту, трудно выставить субъективные переживания напоказ. И поэтому он играет немузыкально, то есть, стесняется выражать свои чувства.
Тут я сразу спрашиваю, а экстравертам разве легко?
Листая психологию, нахожу подтверждение того, что социализация – процесс сложный для тех и для других, а выступление с музыкальным произведением перед публикой – это и есть вид социализации.
Поэтому выход я вижу, по крайней мере, для музыкальной педагогики только один: воспитывать музыкальных амбивертов. Как пишут специалисты, большинство людей являются амбивертами, то есть, могут проявлять себя «как интроверт или экстраверт в зависимости от ситуации».
Насколько открывать себя миру, думаю, решает каждый человек для себя сам. Внутри каждого есть какие-то запретные моменты.
Но вот мне не даёт покоя одно: почему мама не подумала о том, что их с папой переписка – это ещё немножечко и личный архив её правнуков и пра-пра-правнуков?
С другой стороны, мы читаем письма Чайковского – это одобрил бы сам Пётр Ильич? Кто сказал, что всё личное художника обязательно становится всеобщим достоянием?
Иначе говоря, как всегда, вопросов больше, чем ответов.
А личная слеза в Шестой пусть будет. Хотя мне больше по душе соло гобоя из Четвёртой…
Сейчас время фиалок. Возможно, у кого-то тоже с ними связано что-нибудь личное.
