Липанщина
Когда я пришла в театр (не в Пермский, а в Свердловский), то мне иногда приходилось исполнять ведущие партии скрипки за первым пультом в каких-то детских спектаклях. К стыду своему, я не могу вспомнить их наименований, отчасти потому, что очень волновалась из-за новой для себя роли: ты приходишь как «настоящий» концертмейстер и ведёшь настоящий спектакль.
Ларчик просто открывался: действительно настоящие концертмейстеры желали отдохнуть в воскресное утро и обращались к инспектору с просьбой – пусть девочки «детский» сыграют, там делать нечего.
Другое дело – в Перми. Я уже позиционировала себя как солистка, а тут меня начали выписывать на детские спектакли. Но ради опыта концертмейстерской жизни шла на всё.
Сейчас, сжимая сорок лет до одного взгляда на них, я вижу эту эволюцию своего отношения к детским спектаклям. Когда уже за плечами 30 оперных сезонов, иногда даже хотелось прийти сыграть детский спектакль. С одной стороны – всё равно зачтётся приход на работу, ибо «Спящая красавица» и «Приключения в опере» «стоят» одинаково, с другой стороны – лёгкая бравада своим статусом. Оркестр с удивлением смотрит: кто это сегодня снизошёл до детского спектакля? Заслуженные пожаловали?
А уже если придём на детский спектакль вместе с первым концертмейстером, так оркестр вообще на ушах стоит: а что сегодня не так? Звёзды иначе легли?
Из детских опер мне запомнились три: «Липанюшка» Ж. Кузнецовой, «Про Буку, Бяку и тряпичную собаку» (М. Зив, «Лопушок у Лукоморья») и «Малахитовая шкатулка» Д. Батина.
«Липанюшка» шла долго, много сезонов. Премьера, как рассказывал муж, я её не застала, была вечером, как настоящий взрослый спектакль, и была встречена «на ура». Затем спектакль «спустили» на утро, и о нём как-то перестали говорить, хотя заменить его, по существу, было нечем. Но текст оркестр знал наизусть. То и дело переговаривались между собой фразами из оперы. И это был локальный юмор.
Затем пошла череда детских спектаклей, которые можно показывать вместо «ёлок» в зимние каникулы. Так возникла любимая мной опера «Про Буку, Бяку и тряпичную собаку» М. Зива. Текст замечательный (Б. Заходер), музыка просто прекрасна! Хор – буквально главное действующее лицо. Помню, они пели из оркестровой ямы, со мной рядом сидел сын. Я боялась, что хор – это скучно и говорила ему: сейчас выйдут на сцену Баба-Яга, Леший. А сын мне говорил: нет, хор – это как раз хорошо, хор пусть будет.
И вот на закате моих оперных дней появилась «Малахитовая шкатулка». И здесь опять – хор в центре моего внимания. Правда, у меня были претензии к композитору – много дубль-диезов, но, как мне кажется, специально для меня партия была переписана с истинным значением звуков.
Не скрою – этот пост-воспоминание возник под воздействием возвращения «Малахитовой шкатулки» на сцену. И я стала размышлять, что есть «детские» спектакли.
«Снегурочка» Николая Андреевича. Длительность спектакля – 4 часа. «Спящая красавица» Петра Ильича – длительность балета около 3,5 часов. Могу ошибаться. Всё это замечательно, конечно. И ни минуты не критика.
Но, на самом деле, я просто думаю, что есть искусство «для детей»?
Не знаю ни одного фильма-сказки, где бы не подразумевался взрослый зритель и весомый подтекст.
С музыкой, на мой взгляд, «та же фигня».
«Детская симфония» С. Прокофьева? До диез минор. Если я правильно помню И. В. Нестьева, то поводом послужило обращение к композитору от детского радио, кажется, с просьбой написать симфонию для детей. И вот возникла первая тема. Пронзающая насквозь. Композитор подумал о детях – я так думаю. Обращение к детям и музыка для детей – две большие разницы, как говорят в Одессе.
Есть сочинения, написанные так, что они доступны детям для исполнения. Но их содержание не детское. И почему детское должно быть каким-то ограниченным – вроде, не поймут? Всё они понимают, дети. Иногда даже больше.
Мы, педагоги, иногда шутим, давая «взрослое» сочинение ученику: пусть поиграет, пока не знает, что это сложно.
Нет отдельного мира для детей, есть какие-то ограничения, которыми страдаем мы, взрослые. И хорошо, когда взрослые чувствуют себя детьми. Помню, как-то постановочный цех разразился юмором. Они повесили «своё» видение репертуара Пермского оперного театра. Там шли названия следующим образом»: «Спящая», «Онегин», «Лебединое», «Хованюшка», «Липанщина»…
(программку стащила у коллекционеров)
